Ad Varrum
21 ← Catullus 22 / Catvlli Carmen XXII → 23
XXII. ad Varum
Suffenus iste, Vare, quem probe nosti,
homo est venustus et dicax et urbanus,
idemque longe plurimos facit versus.
puto esse ego illi milia aut decem aut plura
perscripta, nec sic ut fit in palimpsesto
relata: cartae regiae, novi libri,
novi umbilici, lora rubra membranae,
derecta plumbo et pumice omnia aequata.
haec cum legas tu, bellus ille et urbanus
Suffenus unus caprimulgus aut fossor
rursus videtur: tantum abhorret ac mutat.
hoc quid putemus esse? qui modo scurra
aut si quid hac re scitius videbatur,
idem infaceto est infacetior rure,
simul poemata attigit, neque idem umquam
aeque est beatus ac poema cum scribit:
tam gaudet in se tamque se ipse miratur.
nimirum idem omnes fallimur, neque est quisquam
quem non in aliqua re videre Suffenum
possis. suus cuique attributus est error;
sed non videmus manticae quod in tergo est.
Подстрочный перевод
That Suffenus, Varus, whom you know well, is a man fair spoken, witty and urbane, and one who makes lengthy verses. I think he has written at full length ten thousand or more, nor are they set down, as commonly, on scraped parchment: regal paper, new boards, new bosses, straps, red parchment, the whole thing ruled with the lead and smoothed off with the pumice. But when you read these, that refined and urbane Suffenus seems on the contrary to be a mere goatherd or ditch-digger, so great and shocking is the change. What can we think of this? The same man, who just now seemed a man-about-town, or if anything could be more polished than that, is stupider than the stupid countryside as soon as he touches poetry, and nor is the same man ever as happy as when he is writing poetry—so greatly is he pleased with himself, so much does he admire himself. Still, we are all the same and are deceived, nor is there any man in whom you can not see a Suffenus in some one point. Each of us has his assigned delusion: but we see not what’s in the wallet on our back.1
Переводы
М. Амелин (2005)
Суффен, как ты прекрасно, Вар, и сам знаешь,
и обаятелен, и колок, и вежлив,
при этом — плодовитейший стихотворец.
Стихов, сдается мне, тыщ десять иль больше
накропано, не как обычно, на тертых
черновиках, — бумага царская, дивны
на стержнях свитки, скручены тесьмой красной,
линованы свинцом, отглажены пемзой.
Но только ты прочтешь — и тот Суффен, милый
да вежливый, не пахарем обернется,
так пастухом, — ужасная перемена.
И это он? — недавний весельчак, тертый
калач, как представлялось нам, в любом деле, —
он глуп, как деревенщина, глупей даже,
и едва стихов коснется; не умел сроду
блаженствовать, а примется кропать вирши:
так радуется, так собою доволен.
Конечно, он такой же, как и все в тайне;
нет никого, в ком не было бы Суффена
заметно, — наделен своим грешком каждый:
не видно нам того, что за спиной носим.
Аноним из журнала «Собеседник» (1850)
Ты знаешь Суффения, Варрус, и знаешь, что это человек изящный, умный, вежливый; он пишет страшное количество стихов и уж написал их около десяти тысяч, и на чем еще написал: не на скромном палимпсесте, а на царской бумаге, с новыми футлярами, новыми застежками, красными ленточками, с отлично выскобленными краями. Попробуй-ка почитать эти хорошенькие книжки, и ты откроешь, что Суффений похож не на самого себя, а скорее на мясника или плотника. Что же это, однако ж? (спрашивает поэт у себя) сейчас ты его выхвалял самым нежным образом, а чуть дошло до стихов, ты его находишь хуже самого глупого неуча? А как он счастлив, как доволен собой, когда пишет стихи! Так-то, о боги, всякий из нас имеет за собой грешки в том же роде, всякий из нас почему-нибудь да стоит Суффения, каждый получил глупость на свою долю, только мы не хотим поглядеть на сумку, что за нашими плечами.
А. Волохонский (1982)
Мы с тобой, мой Вар, да Суффен — старинных три друга.
Одаренный человек: вкус, талант, сама тонкость
Наш Суффен. Есть и страсть у него: издает книги.
И не как мы, грешные, на дрянной вторичной
Богомерзкой бумаге. Нет, на той — для нужд царских
Да по сгибам чтоб шито было особой ниткой,
Чтобы срез был с лоском, чтобы шрифт бил в пурпур,
Небывалой техникой: павлиньим тисненьем,
С переплетом в ризах, в хризолитовых тканях.
А раскроешь книгу — и кто же оттуда смотрит?
Где тот красочный муж? Где колоритная личность?
Да это же не Суффен, а полярный геолог
Словно лебедь бьющийся о немой айсберг,
Злой товарищ безмолвных линялых медведей
Заиндевелой хризантемой бродящий по тундре.
Такова, мой Вар, видно, в книгах тайная сила —
Обратит в мел яхонт, киноварь обесцветит.2
А. Пиотровский (1929)3
Суффен-стихоплет
Мой Вар! Суффена ты наверняка
Знаешь!
Суффен красив, воспитан, говорить
Мастер!
Вдобавок к остальному он стихи
Пишет,
По тысяче, по десять тысяч строк
За день
Кропает, не как мы, на черновых
Свертках,
На царских хартиях, чтоб переплет
Новый,
Чтоб скалки новые, чтобы вышито
Красным,
Свинцом расчерчено, начищено
Пемзой,
Стихи прочесть попробуй, и Суффен
Важный
Покажется бродягой, пастухом
Козьим.
Такая перемена! Вот стихов
Сила!
Никак не верится! Такой хитрец,
Умник,
Умней всех умников, из хитрецов
Хитрый,
Становится последним дураком
Сразу,
Чуть за стихи возьмется. Никогда
Все же
Так горд он не бывает, до небес
Счастлив,
Поэзией своей он упоен,
Право.
Но будем откровенны! Таковы
Все мы,
Немножко от Суффена ты найдешь
В каждом.
Смешны мы все, у каждого своя
Слабость.
Но за своей спиной не видать
Сумки.
А. Фет (1886)
К Вару4
Суффен вот этот, Вар, знакомый твой обычный5
Приятный человек, речистый и приличный,
А между тем стихи писать он полюбил,
Их тысяч десять он иль больше настрочил,
По-моему; не так, как часто на швырковых
Подчистках: дивная бумага в книгах новых,6
Тут скалки новые, застежки, верх горит,
Все разлиновано, под пемзу все блестит.
Когда ж начнешь читать, то с светским тонким строем
Суффена копачом сочтешь иль козодоем,
Насколько он другой и изменился так.
Что ж это, почему? Отъявленный остряк
Натертый человек по светскости сугубой,
Он деревенщины грубее всякой грубой,
Когда начнет писать; и больше счастья он
Не знает, чем когда в писанье углублен:
Так восхищается и так себе дивится.
Мы слабы этим все; и редко где случится
Такого повстречать, что не признаешь в нем
Суффена. Собственным отмечен всяк грехом.
Не видим мы мешка, что носим за спиною.7
С. Шервинский (1986)
Суффен, которого ты знаешь, Вар, близко, —
Прелестный человек: умён, остёр, вежлив.
Но он же и стихов насочинял бездну:
В день выдаёт по десять тысяч строк с лишним.
И не на палимпсесте он стихи пишет,
Как водится, — папирус у него царский,
На новых палках, шнур и переплёт — красны,
Свинцом линован свиток и оттерт пемзой.
Но почитай стихи… и где ж Суффен прежний?
Из них глядит пастух иль землекоп серый,
И до чего же страшный, не узнать вовсе.
Так, значит, тот, кого мы шутником звали
И тёртым остряком, или ещё хуже, —
На деле груб, грубее мужичья, только
Своих стихов коснётся. Для него слаще
Минуты нет, когда стихи писать сядет.
Как он любуется собой и как счастлив!
Но все мы слабы: нет ведь никого, в ком бы
Не обнаружился Суффен, хотя б в малом.
Так суждено, у каждого своя слабость.
Никто не видит сам, что за спиной носит.
Характеристика
К (Квинтилию?) Вару, см. примеч. к № 10. Этот Суффен упоминался в числе других столь же неизвестных поэтов в № 14, 19; здесь он описывается вдобавок (иронически?) как светский денди.
Ст. 5. И не на палимпсесте… — Палимпсест — пергамент, с которого счищен прежний текст; такой второсортный материал использовался (наряду с восковыми табличками, № 42) для черновиков, Суффен же пишет прямо набело.
Ст. 6. …папирус… царский… — высший сорт египетского папируса; далее перечисляются другие приметы роскошного издания — строки ровно разлинованы свинцом, свиток обернут на хорошую палку, вставлен в футляр-переплет, перевит шнуром, обрез начищен пемзой (ср. № 1).
Ст. 21. …что за спиной носит. — У каждого человека на груди висит сума с чужими пороками, а за спиной — со своими, первые он видит, вторые — нет (басня Эзопа, 229, ср. латинский пересказ Федра, IV, 10).
Комментарий Амелина
Публий Альфен Вар (P. Alfenus Varus) из Кремоны — известный юрист, приятель Катулла. о Суффене см. прим. к № 15 (XIV).
…бумага царская, дивны / на стержнях свитки, скручены тесьмой красной, / линованы свинцом, отглажены пемзой… — Приметы роскошно «изданной» книги.
…не видно нам лишь то, что за спиной носим. — Цитата из басни Эзопа «две сумы».
Отдельная статья:
Библиография (по Свиясову):
- Пиотровский А. «Мой Вар! Суффена ты наверняка знаешь!..» // Катулл. Книга лирики. Л., 1929. С. 81—82; Там же. 2-е изд. 1929. С. 66—67; Лирика. М., 1957. С. 87—88; Валерий Катулл. Альбий Тибулл. Секст Проперций. М., 1963. С. 40.
Примечания
- http://www.perseus.tufts.edu/hopper/text?doc=Perseus%3Atext%3A1999.02.0006%3Apoem%3D22 ↩︎
- Новый перевод был сделан, имея в виду одного нашего старого друга. Однако некий редактор принял изображение на свой счет и отказался печатать книгу, в которую оно было вставлено. ↩︎
- В последующих за 1929 годом издании строфика выглядит по-другому:
Мой Вар, Суффена ты наверняка знаешь!
Суффен красив, воспитан, говорить мастер!
Вдобавок к остальному он стихи пишет,
По тысяче, по десять тысяч строк за день
Кропает, не как мы, на черновых свёртках,
На царских хартиях, чтоб переплёт новый,
Чтоб скалки новые, чтобы вышито красным,
Свинцом расчерчено, начищено пемзой,
Стихи прочесть попробуй, и Суффен важный
Покажется бродягой, пастухом козьим.
Такая перемена! Вот стихов сила!
Никак не верится! Такой хитрец, умник,
Умней всех умников, из хитрецов хитрый,
Становится последним дураком сразу,
Чуть за стихи возьмётся. Никогда всё же
Так горд он не бывает, до небес счастлив,
Поэзией своей он упоён, право.
Но будем откровенны! Таковы все мы,
Немножко от Суффена ты найдёшь в каждом.
Смешны мы все, у каждого своя слабость.
Но за своей спиной не видать сумки. ↩︎ - О Варе смот. 10, 1. ↩︎
- Неизвестный нам Суффен в качестве плохого стихотворца упоминается в 14, 19. ↩︎
- Подчистками мы перевели in palimpsestos, во избежание иностранного слова, так как палимпсест есть пергамент, с которого счищены прежние письма и начертаны новые. ↩︎
- Половины перекидного мешка, находящегося у нас за спиной. ↩︎
Катулл по-русски 