Ad se ipsum
75 ← Catullus 76 / Catvlli Carmen LXXVI → 77
LXXVI. ad deos
Siqua recordanti benefacta priora voluptas
est homini, cum se cogitat esse pium,
nec sanctam violasse fidem, nec foedere nullo
divum ad fallendos numine abusum homines,
multa parata manent in longa aetate, Catulle,
ex hoc ingrato gaudia amore tibi.
nam quaecumque homines bene cuiquam aut dicere possunt
aut facere, haec a te dictaque factaque sunt.
omnia quae ingratae perierunt credita menti.
quare iam te cur amplius excrucies?
quin tu animo offirmas atque istinc teque reducis,
et dis invitis desinis esse miser?
difficile est longum subito deponere amorem,
difficile est, verum hoc qua lubet efficias:
una salus haec est. hoc est tibi pervincendum,
hoc facias, sive id non pote sive pote.
o di, si vestrum est misereri, aut si quibus umquam
extremam iam ipsa in morte tulistis opem,
me miserum aspicite et, si vitam puriter egi,
eripite hanc pestem perniciemque mihi,
quae mihi subrepens imos ut torpor in artus
expulit ex omni pectore laetitias.
non iam illud quaero, contra me ut diligat illa,
aut, quod non potis est, esse pudica velit:
ipse valere opto et taetrum hunc deponere morbum.
o di, reddite mi hoc pro pietate mea.
Подстрочный перевод
If there is any pleasure in a man’s recalling the good deeds of the past, when he knows that he is pious and has not violated any sacred trust or abused the divinity of the gods to deceive men in any pact, great store of joys awaits you during your length of years, Catullus, from this thankless love of yours. For whatever people can say or do well for someone, such have been your sayings and your doings, and all your confidences have been squandered on a thankless mind. So then why do you torture yourself further? Why don’t you strengthen your resolve and lead yourself out of this and, since the gods are unwilling, stop being miserable? It is difficult suddenly to set aside a love of long standing; it is difficult, this is true, no matter how you do it. This is your one salvation, this you must fight to the finish; you must do it, whether it is possible or impossible. O gods, if it is in you to have pity, or if ever you brought help to men in death’s very extremity, look on pitiful me, and if I have lived my life with purity, snatch from me this canker and pest! Ah! like a numbness creeping through my inmost veins it has cast out every happiness from my breast. Now I no longer pray that she may love me in return, or (what is not possible) that she should become chaste: I wish but for health and to cast aside this foul disease. O gods, grant me this in return for my piety.1
Переводы
А.Л. (1793)
(с французского)
«Если сладостно приводить себе на память благие дела, если воспоминание о добродетели может учинить человека счастливым, если приятно иметь право сказать самому себе: я никогда не нарушал своих обетов, все клятвы мои были для меня священны, никогда не обманывал я смертных ложным призванием имени богов, если все сие справедливо, то ты, Катулл! С тех пор, как любишь, с тех пор, как сия любовь, так худо вознагражденная, горит в твоем сердце, уготовил для будущих дней своих весьма сладкие напоминания»
М. Амелин (2005)
Ежели человек, о благотворениях прежних
вспомнив, доволен, зане, чистым считая себя,
святости не нарушал ни доверия, ни договора
лжепризваньем богов, чая людей обмануть, —
радостей много тебе, Катулл, на долгие лета
остается от сей неблагодарной любви.
Ибо, что могут сказать хорошего люди кому-то
или сделать, тобой сказано, сделано суть.
Все, что доверено было неблагодарной, пропало, —
муки отчего претерпеваешь теперь?
Что же ты души не скрепишь? в себя не вернешься?
не перестанешь богам в пику обиженным быть?
Тяжко долгую взять любовь и отринуть внезапно,
тяжко, но предстоит это, как хочешь, тебе, —
в этом единственное спасенье, это победа;
сделай так, все равно: можно ли, или нельзя.
Коль, о боги! есть сожаление в вас, и кому-то
коль в опасности, коль при смерти, вы помогли, —
на беднягу меня взгляните, я в чистой нуждаюсь
жизни, — спасите от сей порчи, заразы меня,
подползающей, чтоб онеменье в суставах — увы мне! —
выгнало из груди напрочь веселия все.
Уж не прошу о том: пускай она меня ценит,
или: стыдлива пусть станет, — чему не бывать;
выздоровленья хочу, недуг противный отринув.
Дайте ж, о боги, его за благочестие мне!
Аноним из журнала «Современник» (1850)
Если воспоминание сделанного добра может утешать честного человека, если он может сказать сам себе, что был верен своему обету и не призывал. всуе имени богов, то на старости твоей, о Катулл, ты с отрадным чувством будешь вспоминать о той любви, на которую тебе так дурно отвечали. Все, что только может сказать и сделать доброго честный человек, было тобой сказано и сделано для обманщицы, отплатившей тебе черной неблагодарностью. И все это было напрасным. Для чего же ты тоскуешь? зачем ты не мужаешься духом? зачем ты не борешься с несчастием? Сами боги мешают твоей любви. Без сомнения, нелегко переломить такую давнюю страсть; но тебе нет другого пути: ты должен победить сам себя, — решайся на эту меру, — с успехом или без успеха, но тебе не остается ничего более, как действовать так! О боги, боги! если когда либо вы ощущали сострадание, если вы когда либо подавали руку помощи несчастным на краю пропасти, взгляните на мое страдание, и если моя жизнь чиста, то помогите мне. Избавьте меня от чумы, яда, бродящего по моим жилам, — яда страсти, изгнавшей всю радость из моего сердца! Мае не надо ее любви, не надо ее раскаяния и исправления: нет! я прошу у вас только одной милости, о боги, одной милости за мое благочестие к вам: я прошу у вас иcцеления, я прошу у вас забвения моей страсти!
В. Водовозов (1850-е)
Ежели смертному сладко душою к богам благодарной
Вновь о содеянном прежде добре вспомянуть,
Если он верность свято хранил и в клятве коварной
Имя богов не изрек, чтоб людей обмануть, –
Верь: за любовь твою горькую много радости сладкой
Ждет тебя, Катулл, на долгом веку!
Что только доброго людям сказать или сделать возможно,
Все было сказано, сделано было тобой;
Тайны свои ты доверил душе недостойной и ложной,
Что же тебе унывать и терзаться тоской?
Сердце твое укрепи, отгони лукавые мысли,
Счастлив ты будешь по воле богов.
Трудно, о трудно вдруг распроститься с долгой любовью,
Трудно, – а должно: один тут рассудка совет.
В этом спасенье твое; ополчись же на подвиг суровый,
Сделай ты это, возможно ли сделать, иль нет!
Боги! спасите, когда состраданье в вас есть; и от смерти
Даже при двери гроба спасаете вы!
В бедному взор преклоните; и если когда угодил вам
Праведной жизнью, из сердца вырвите зло!
Медленным ядом оно протекает по всем моим жилам;
Радость и счастье оно у меня отняло.
Я не прошу, чтоб любила подруга коварная сова
Или, чего невозможно, невинной была.
Пусть только сам я от этой язвы найду исцеленье.
Боги, внемлите покорным мольбам и пошлите спасенье!
Я. Голосовкер (1955)
Воспоминание
Кто, вспоминая порой о минувших далеких порывах
К благу и добрым делам, радость в душе не таит,
Если он помыслом чист, вероломством и сговором темным
Горя не множил людей, ложно богами клянясь.
Что же, Катулл, и тебя одарила на долгие годы
Ядом сладчайших отрад неблагодарная страсть.
Есть ли благие слова, ишь благие поступки, которых
Ты не сказал, не свершил радостно ради нее?
Тщетно! упали они в пустоту ненадежного сердца…
Что же терзаться душой, память тоской бередить!
Духом воспрянь, оторвись от навязчивой страсти-приманки,
Разве раздавленным быть — высшая участь людей?
Трудно — еще бы! и как !— одолеть многолетнее чувство.
Трудно,— но ты потрудись! Не одолеть? — Одолей!
В этом спасенье — иль смерть. Пересиль роковое бессилье!
Волей, неволей — сверши! Должен! — и выбора нет.
Боги, о если и вас не чуждается жалость, о если
Вы исторгали в беде жертву из смерти самой,
Взор обратите ко мне — я грешил, но грехи мои чисты,
Вырвите эту чуму, черную язву, молю.
В душу ко мне заползла, отравила проклятая,— горе!
Оцепенел, не живу. Радость и смех позабыл.
Я не о том хлопочу, чтоб она за любовь полюбила
Или бесстыдство свое девственным смыла стыдом.
Сам исцелиться хочу,— эту пагубу злобную сбросить…
Боги, — о горечь мольбы! — сжальтесь! Я чисто любил.
«Друг просвещения» (1805)
/отрывок/
…О! ежели добро, соделанное нами,
Приятно нам всегда бывает вспоминать,
Когда мы в счастии и сердцем и устами
Так можем внутренно самим себе сказать:
Обетов я своих не преступал вовеки,
Все клятвы данные я свято сохранял,
Обманов от меня не зрели человеки
И имени богов вотще не призывал…
Ф. Корш (1899)
О, если радость есть какая
В воспоминаньях добрых дел,
Когда, былое воскрешая,
Ты мыслью строгой усмотрел,
Что чтил ты все, что людям свято,
Что в дружбе не был ты лукав,
Что не обманывал ты брата,
Себя с ним клятвою связав,—
Катулл, какой запас утехи
Хоть в долгой жизни вновь и вновь
Тебе готовит без помехи
Твоя бесплодная любовь!
О, да: чем дело или слово
Служить в пределах наших сил
Способно счастию другого,
Ты все сказал и совершил.
Но все добро пропало тщетно
С неблагодарностью в борьбе.
К чему же мукой безответной
Терзаться долее тебе?
Зачем не ищешь ты свободы,
С собой вступив отважно в спор,
И не стряхнешь с себя невзгоды
Самим богам наперекор?
Как трудно страсти застарелой
В единый миг сказать «прости»!
Хоть трудно, но смелей за дело,
Не размышляя о пути!
Вот в чем одном твое спасенье,
Вот где яви над сердцем власть;
Туда направь свое стремленье,
Хоть победишь, хоть должен пасть.
О боги, если стон унылый
От смертных к вам находит путь,
И если на краю могилы
Спасали вы кого-нибудь,
На горький мой удел призрите,
И если был я не злодей,
Отраву эту удалите
Из груди страждущей моей,—
Недуг мертвящий, охвативший
Все существо мое до дна
II навсегда меня лишивший
Того, чем жизнь была красна.
Уж не о том мое моленье,
Чтоб ей взаимно стал я мил,
Иль чтобы всем на удивленье
В ней женский стыд заговорил:
Об исцеленье лишь молю я,
Чтоб сбросить мерзостный недуг,
О боги, это лишь даруя,
Воздайте цену мне заслуг!
А. Пиотровский (1929)
Отречение от любви
Если о детстве, о юности память, о радостях чистых
Смертному сладка,—когда ясною видит он жизнь,
Знает, что не был неверным, что клятвою лживой не клялся,
Имя святое богов не призывал на обман,
Знай, если так, то наверное в жизни счастливой а долгой
Ждёт ещё радость тебя, проданный подло КатуллІ
Всё, чем влюблённое сердце любимого словом и делом
Может обрадовать, всё сделал ты, всё ты сказал.
Всё, что доверчиво отдал, поругано, попрано, сгибло!
Что же ты любишь ещё? Что же болит твоя грудь?
Тратишься в чувстве напрасном, не можешь уйти и забыться.
Или назло божеству хочешь несчастным ты быть?
Трудно оставить любовь, долголетней вскормленную страстью.
Трудно, и всё же оставь, надо оставить, оставь!
В этом одном лишь спасенье. Себя победи! Перемучай!
Надо! Так делай скорей! Можно ль, нельзя ли, живи!
Боги великие! Если доступна вам жалость, и если
Даже и в смерти самой помощь вы людям несли.
Сжальтесь теперь надо мною за то, что я жил непорочно,
Вырвите эту напасть, ужас и яд из груди!
Вот уже смертная дрожь к утомлённому крадётся сердцу,
Радость, веселье и жизнь — всё позабыто давно.
Я не о том уже ныне молюсь, чтоб она полюбила,
И не о том, чтоб была скромной, не может ведь, да!
Нет, о себе лишь прошу, чтоб здоровым мне стать и свободным!
Боги, спасите меня, вознаградите за всё!
Р. Торпусман (2001)
Если тому, кто о добрых делах своих вспоминает,
Радостно знать, что ему не в чем себя упрекнуть,
Что не запятнана совесть его нарушением клятвы,
Что не вводил он людей в богопротивный обман, –
Видно, Катулл, суждена тебе радость на долгие годы
В вознагражденье такой неблагодарной любви.
Ты себя вел безупречно. Все, что мог сделать, ты сделал;
Все, что мог сказать, ты безупречно сказал.
Все, что ты доверил душе недостойной, погибло…
Так почему ты никак не перестанешь страдать?
Вместо того, чтобы взять себя в руки и к жизни вернуться,
Ты против воли богов мучишься, как на кресте?
Трудно вдруг перестать любить, если любишь так долго.
Трудно, но надо: пойми, в этом спасенье твое,
Это твой долг пред собой, и этого нужно добиться.
Сбрось этот груз с души! Можешь, не можешь ли, – сбрось!
Боги! Если хоть раз вам случалось, над гибнущим сжалясь,
В самый отчаянный миг руку ему протянуть, –
В муки всмотритесь мои, и если чиста моя совесть –
Вырвите из меня этот проклятый недуг,
Что поселился в моей груди и убил в ней всю радость,
Словно параличом изнутри тело сковав.
Я уж давно не прошу, чтоб она меня вдруг полюбила
Или чтоб стала святой – где там! Молю об одном:
Об исцеленьи своем от этой мерзкой болезни.
Боги, спасите меня, сжальтесь, – ведь я заслужил!
А. Фет (1886)
К самому себе2
Если отрада в том есть, о делах своих добрых припомнить,
Для человека, коль он чистым считает себя,
Так как верность храня, ни в каком он союзе облыжно
Не призывал божества, чтобы людей обмануть,
5 Много отрады, Катулл, благочестием долгим сготовил
Ты из этой себе неблагодарной любви.
Ибо то доброе все, что люди кому-нибудь могут
Сделать, иль только сказать, сделал ты все и сказал,
Неблагодарной душе ты все это вверил напрасно.
10 Ежели так, то чего ж дальше крушиться тебе?
Что ж не окрепнешь душой и оттуда назад не вернешься,
А, против воли богов, хочешь несчастным ты быть?
Трудно от долгой любви внезапно тебе отрешиться.
Трудно; но должно тебе как-нибудь в этом успеть.
15 В этом спасенье одном, и с этим ты справиться должен!
Так поступи и теперь, можешь ли ты или нет.
Боги, ежели есть у вас состраданье, коль помощь
Вы подавали иным даже и в смерти самой,
То на меня оглянитесь, и, если я в жизни был чистым,
20 Вырвите эту чуму, эту погибель мою.
Горе мне! Словно какое в меня онеменье прокравшись,
Всякую радость мою выгнало вон из груди.
Я не о том уж прошу, чтоб меня она тоже любила
Или, чтоб быть, – чем нельзя, – честной решилась она:
25 Сам о здоровьи молю, чтоб сбросить болезнь мне лихую.
Боги, я этого жду за благочестье свое.
С. Шервинский (1986)
Если о добрых делах вспоминать человеку отрадно
В том убежденьи, что жизнь он благочестно провёл,
Верности не нарушал священной, в любом договоре
Всуе к богам не взывал ради обмана людей, —
То ожидают тебя на долгие годы от этой
Неблагодарной любви много веселий, Катулл.
Всё, что сказать человек хорошего может другому
Или же сделать ему, сделал и высказал я.
Сгинуло всё, что душе недостойной доверено было, —
Так для чего же ещё крёстные муки терпеть?
Что не окрепнешь душой, себе не найдёшь ты исхода,
Гневом гонимый богов не перестанешь страдать?
Долгую трудно любовь покончить внезапным разрывом,
Трудно, поистине, — всё ж превозмоги и решись.
В этом спасенье твоё, лишь в этом добейся победы,
Всё соверши до конца, станет, не станет ли сил.
Боги! О, если в вас есть состраданье, и вы подавали
Помощь последнюю нам даже и в смерти самой, —
Киньте взор на меня, несчастливца! и ежели чисто
Прожил я жизнь, из меня вырвите злую чуму!
Оцепененьем она проникает мне в жилы глубоко,
Лучшие радости прочь гонит из груди моей, —
Я уж о том не молю, чтоб меня она вновь полюбила,
Или чтоб скромной была, что уж немыслимо ей,
Лишь исцелиться бы мне, лишь бы чёрную хворь мою сбросить,
Боги, о том лишь молю — за благочестье моё.3
Характеристика
По-видимому, это стихотворение подводит итог роману Катулла с Лесбией, хотя имя ее не названо; начальные слова bene facta (добрые дела) перекликаются с ключевым понятием № 72 и 75 bene velle («уважать», «благоволить»).
Элегия имеет двухчастное строение: ст. 1—16 с обращением к себе (как в № 8; «крепись…»), ст. 17—26 с обращением к богам (как в № 36); мысль постепенно движется от прошлого (1—8) к настоящему (9—16) и будущему (17—26).
Центральная сентенция «Долгую трудно любовь покончить внезапным разрывом…» (ст. 13), при всей ее серьезности у Катулла, восходит к греческой комедии: ср. Менандр, фр. 228 (262): «…Нелегкий труд — / В единый день изгнать безумье долгое!» и анонимный фр. 276 K: «…Нелегкий труд — / Избыть так быстро близость застарелую!»
В стихотворении 76 Катулл обращается к старинной форме молитвы и, призывая богов, просит их избавить его от любви, ставшей его мучением и позором, любви, которую он теперь воспринимает как тяжелую болезнь. Поэт отходит в этом стихотворении от замкнутости и в содержании и в композиции, тон внутреннего монолога требует от него свободного присоединения частей, от законченности эпиграммы он, как и в стихотворении 68, идет к созданию элегии.
П. Киньяр в «Сексе и страхе» пишет:
«Секс тесно связан со страхом. (…) Катулл считает ее [любовь] смертельной болезнью (76-е стихотворение): «О Боги, если вам ведома жалость, если вы даруете людям в их смертный час что-либо, кроме страха, обратите свой взор на меня, на мое несчастье (me miserum adspicite). Моя жизнь была чистой. Так избавьте же меня от этой чумы (pestem) — любви, от этого яда (torpor), оледенившего мои кости, проникшего в кровь, отравившего мою сердечную радость (laetitia)!»
Библиография (по Свиясову):
- Отрывок из Катулла («Есть ли сладостно приводить…») // Чтение для вкуса… . 1793. Ч. 12. С. 277—279. — Подпись: А. Л.
- К самому себе («О! ежели добро, соделанное нами…») // Друг просвещения. 1805. Ч. 3, № 7. С. 34—36.
- Водовозов В. «Ежели смертному сладко душою к богам благодарной…», [1850-е гг.] // Водовозов В. И. Переводы в стихах и оригинальные стихотворения. СПб., 1888. С. 292.
- Корш Ф. Е. «О, если радость есть какая…» // Корш Ф. Е. Римская элегия и романтизм. М., 1899. С. 32—34; Катулл. Книга стихотворений. М., 1986. С. 118—119.
- Пиотровский А. «Если о детстве, о юности память, о радостях чистых…» // Катулл. Книга лирики. Л., 1929. С. 66—67; Там же. 2-е изд. 1929. С. 55—56; Книга стихотворений. М., 1986. С. 134—135.
- Голосовкер Я. Э. «Кто, вспоминая порой о минувших далеких порывах…» // Поэты-лирики древней Эллады и Рима. М., 1955. С. 77; Там же. 1963. С. 95—96.
Примечания
- http://www.perseus.tufts.edu/hopper/text?doc=Perseus%3Atext%3A1999.02.0006%3Apoem%3D76 ↩︎
- Монолог. Поэт говорит: «Ты с своей стороны, Катулл, можешь с спокойной совестью вспоминать о погибшей любви и собственной верности (1–8). Лезбия тебе воздала злом (9). Поэтому мужайся (– 12); это трудно (– 14), но необходимо (– 16). Помогите и вы мне, о боги, в столь заслуженном освобождении (– 20) от мучительной любви (– 22)! Не о ее исправлении прошу я (– 24), а только о собственном освобождении (– 26)! Стихотворение это своим содержанием напоминает 8, где, однако, говорится о холодности Лезбии, а не о ее бесчестии, как здесь (24). ↩︎
- В издании 1968 года значительно отличается, заметна активная переработка:
Если о добрых делах вспоминать человеку отрадно
В том убежденье, что жизнь он благочестно провел,
Веры святой не пятнал никогда, в договоры вступая,
Ради обмана людей всуе к богам не взывал, —
То ожидает тебя, за долгие годы, от этой
Неблагодарной любви много отрады, Катулл.
Все, что сказать человек хорошего может другому
Или же сделать кому, — сделал ты все и сказал.
Сгинуло, что недостойной душе доверено было…
Так почему же теперь пуще терзаешься ты?
Что не окрепнешь душой, себе не найдешь утешенья,
Гневом гонимый богов, не перестанешь страдать?
Долгую трудно любовь пресечь внезапным разрывом,
Трудно, поистине так, — все же решись наконец!
В этом спасенье твое, решись, собери свою волю,
Одолевай свою страсть, хватит ли сил или нет.
Боги! Жалость в вас есть, и людям не раз подавали
Помощь последнюю вы даже на смертном одре,
Киньте взор на меня, несчастливца, и ежели чисто
Прожил я жизнь, — из меня вырвите черный недуг!
Оцепенением он проникает мне в члены глубоко,
Лучшие радости прочь гонит из груди моей.
Я уж о том не молю, чтоб она предпочла меня снова
Или чтоб скромной была, — это немыслимо ей,
Лишь исцелиться бы мне, лишь мрачную хворь мою сбросить.
Боги! О том лишь прошу — за благочестье мое.
(Прим. С.Б.) ↩︎
Катулл по-русски 